Памяти предков

Поколенная роспись потомков РЕБИКА ДЕНИСА

Ребики: № 132/102-1.4.2.2.4.4.1.

Поколение VII

(продолжение статьи о Ребике Денисе)

132/102-1.4.2.2.4.4.1. Денис Денисович (Дионисий Дионисиев) Ребик...

ЖЕНА: Мария Яковлевна, в девичестве Толочка, № в родословной старохалеевских Толочек 350/195-1.1.1.7.3.1.2.3. (1867, с. Старые Халеевичи Стародубского уезда Черниговской губернии – 12.08.1945, г. Владивосток).

ДЕТИ, родившиеся в Литовске Черниговской губернии: Акилина (р.1888), Ксения (р.1890), Кирилл (р.1891); родившиеся в Приморье: Иван (р.ок.1894), Феодора (1895 - 1899), Георгий (1897 - 1901), Екатерина (р.1899), Матрёна (р.1902), Андрей (р.1904), Фёкла (р.1906), Илларион (р.1909), Феодосия (р.1912).

Мария Яковлевна Ребик, в девичестве ТОЛОЧКА.

Родилась в 1867 году в селе Старые Халеевичи Стародубского уезда Черниговской губернии. Метрическая книга о рождении не сохранилась, год рождения определён исходя из записи о бракосочетании. В селе Милоградове многие считали Марию Яковлевну еврейкой, она же утверждала, что полячка, сама фамилия Толочка имеет литовско - польские корни.

Поле смерти мужа до 1937 года Мария Яковлевна жила в Милоградове. В 1937 году начались репрессии. ...Ребик Андрей Денисович со своей семьёй уехал на Зею, в п. Богано, а Иван Денисович – в район Полины Осипенко. Кирилл Денисович отказался покидать Милоградово, он не знал за собой вины и был уверен, что его не тронут, и 05.10.1937 был арестован. 26.12.1937 арестовали мужа дочери Матрёны Денисовны Козлова Григория Лазаревича. Обоих расстреляли, но родные узнали об этом спустя много лет.

Мария Яковлевна уехала на Зею с сыном Андреем, но когда именно, сразу или только после ареста сына Кирилла? В анкете арестованного Кирилла Денисовича она записана членом его семьи, но, может быть, эта графа подразумевала более широкое родство, чем просто семья, так как там же указан брат Иван Денисович, у которого была своя семья: жена и дети, и который, как следует из материалов самого дела, уже покинул Милоградово. Точно известно лишь то, что семья Ребика Андрея Денисовича в октябре 1939 года уже была на Зее, и Мария Яковлевна была там раньше, чем туда приехали дети репрессированного Кирилла Денисовича.

Мария Яковлевна жила в Читинской области с семьёй сына Андрея. Когда война стала подходить к концу, не дожидаясь возвращения Андрея Денисовича с фронта, она засобиралась во Владивосток: «Когда Андрей вернётся, вы здесь жить всё одно не останетесь, я не хочу быть похороненной здесь, ко мне на могилу никто не придёт». И в таком уже очень преклонном возрасте отправилась одна во Владивосток. Невестка Евдокия Михайловна посадила её на пароход, на котором Марии Яковлевне предстояло плыть по реке Зее до ж/д станции, а там самостоятельно пересесть на поезд. В памяти невестки осталась картина: Мария Яковлевна сидит на палубе, к ней подходит контролёр проверить билеты, она дрожащими руками их достаёт. Евдокия Михайловна смотрела с берега и переживала, вдруг ветер вырвет из старческих рук свекрови билеты и унесёт их. Когда именно Мария Яковлевна приехала из Читинской области во Владивосток – неизвестно. Её правнук Юрий Григорьевич Усенко, утверждает, что в феврале 1944 года она уже жила там.

Во Владивостоке Мария Яковлевна жила у младшей дочери Фаины в центре города на Китайской улице, в районе нынешней улицы Фокино. Сын Андрей Денисович приехал во Владивосток весной 1946 года, мать в живых уже не застал. Умерла Мария Яковлевна 12 августа 1945 года.[1] Была похоронена на кладбище Моргородка, которое в 1975 году было закрыто, поскольку власти сочли некорректным нахождение кладбища внутри города. Часть кладбища теперь застроена городскими многоэтажками, другая часть – гаражами и складскими помещениями. Могила Марии Яковлевны была на самой сопке. Каждый год на родительский день почти до 1980 года Андрей Денисович собирал всю многочисленную родню на могиле Марии Яковлевны помянуть усопших.

Есть в семье легенда, будто бы была Мария Яковлевна ведуньей. Внучка Ульяна Кирилловна писала в письме, как бабушка лечила её от укуса змеи заговорами. Укус быстро прошел. Бабушка просила никому не рассказывать, а то люди будут бояться и плохо относиться. Ульяна в свою очередь просила бабушку научить, но Мария Яковлевна отказалась, так как в этом деле нужна вера, которой у Ульяны не было. Другая внучка Валентина Андреевна припоминает, как бабушка ворожила, чтобы сыновья Андрей и Илларион пришли с фронта живыми. Не один раз Илларион просто чудом оставался в живых, побывав дважды в штрафбате. Совпадение это или нет, только оба вернулись с фронта домой. Говорят, однажды Марии Яковлевне приснилось, будто перед смертью она будет находиться в тюрьме. Это её очень удивило: «Я уже старая, какая тюрьма?». И вот, живя во Владивостоке у младшей дочери, так случилось, что когда Мария Яковлевна была дома одна, квартиру обокрали. После этого дочь Фаина, уходя на работу, стала запирать престарелую мать. Мария Яковлевна сидела взаперти у зарешеченного окна, также через окно общалась с дочерью Ксенией, приезжавшей её навестить. Сон в руку.

Что здесь правда, что вымысел? На Руси издавна с языческих времён существовала культура народного целительства в трёх видах: костоправы, травники и «колдуны», те, которые лечат заговорами. В Приморье эту культуру привезли первопоселенцы, выходцы с Малороссии и Центральной России. Передавались эти знания в глубокой тайне. И если Мария Яковлевна и передала их кому-нибудь, то это нам не ведомо. Кто передал эти знания ей, тоже не знаем. Передаётся ли это по наследству? Сложно сказать. Примечательно, что про Дениса Ребика тоже говорили порой - колдун, как подтверждение - история с разобранной крышей, якобы, когда умирает колдун, ему не хватает воздуха.

Мария Яковлевна прожила 78 лет. К концу жизни у неё было 10 детей, 49 внуков, 11 правнуков. Бабушкой она была очень заботливой. В Милоградове жила вместе с семьёй сына Андрея, но стоило заболеть кому-то из внуков других детей, тут же шла к ним, всегда была там, где требовалась её помощь. Внукам она запомнилась невероятно доброй и любящей.

Артамонова (Ребик) Ульяна Кирилловна (из её письма Смирновой (Ребик) Валентине Андреевне, декабрь 2010 г.):

«...о моей любимой дорогой бабушке. Маленькую меня все дразнили: «бабка Денисиха», я, естественно, кричала: «нет», и отказывалась. Однажды бабушка погладила меня по голове и говорит: «да за твою бабушку пан сватался». Она действительно была знахарка, ведунья, не знаю как назвать. Это не легенда, это правда, и почитай только я об этом знала.

... Я часто с восхищением вспоминаю довольно суровую природу. Зея была такая быстрая и прямо прозрачная. Мы там весело проводили время. Я, Костя, Коля, ну и еще несколько ребят.

Заправляли мы. Костя, когда был у нас в Саратове, говорил мне, что он даже сейчас меня боится. В общем, я тогда была лидером в компании. Мы выплывали на лодке на середину Зеи и ныряли, а лодка за нами плыла, бабушка на берегу охала и причитала: «ой, потонут», и этим же летом меня укусила змея.

...Мы, кажется, должны были полоть картошку, и я одна была в сандалях и повернулась предупредить всех о змеях, ты, наверно, помнишь, полно их и там, и в Приморье, и наступила змее на хвост, и она укусила повыше щиколотки мою ногу. Вообще, нога у меня была как хороший столб сразу до бедра, и идти не могла, меня привезли на телеге домой. ...Прибежала бабушка и сразу же стала скороговоркой говорить, но не о змее, а о каком-то золотом коньке, и как я ни пыталась запомнить слова, так я их и не помнила. На 3-й день без всяких лекарств, только компресс из кислого молока, я уже ходила, правда, еще прихрамывала. Когда я попросила бабушку меня научить, она сказала, что очень хотела бы этого, но ты ведь не веруешь, а еще она сказала, что может заговорить зубную, головную боль, рожь, капусту от червей, ну и многое другое. Но взяла с меня честное слово, что я никому не расскажу об этом, а то, не дай бог, что случится в деревне, все будут винить её. Ну, я и молчала...

Когда дядя Андрей был в Саратове, я обмолвилась об этих бабушкиных знаниях. Но он так посмотрел на меня и сказал, да ничего не могло быть. Но я знаю, что было. ...Да я и сама долгое время не верила. ...Я ведь с бабушкой вела постоянную войну о вреде религии. У меня была книжка Луначарского, называлась, по-моему, «Антибиблия», ну, я и подкидывала бедной моей бабушке каверзные вопросы.

Ну, это о Зее. Но место, где укусила [змея], до сих пор, вернее к старости, стало побаливать».

Внучка Дементьева (Харченко) Екатерина Софроновна:

«Помню большой дедов дом в Милоградове, большая семья - большой дом, у дома сад, помню невысокую яблоньку с яблоками. Дед «гонял» бабушку, особенно выпивши, бывало, она с детьми пряталась от него в подполе. Казалось, выше его ростом, как дала бы, так и не встал бы, а вот... Зато - хозяин! Всё у деда было справно. Кони были красивые. Соберётся куда поехать, запряжёт тройку в повозку, только садиться - а, всё, передумал, распрягаем. Через некоторое время опять: «Маруся, запрягаем коней, поехали!». А бывало и на полпути рассердится и повернёт коней обратно, домой приедет, постынет, - всё, поехали снова.

Бабушка была добрейшая! Мы жили в 12-ти км от Милоградово. Она приходила нас проведать напрямки пешком босая. И всем приносила по гостинцу «от зайца» или конфетку, или сахарок, или яичко...».

Из воспоминаний правнука Юрия Григорьевича Усенко о Марии Яковлевне Ребик, 2016 год.

У меня к ней отношение особое, она фактически была моей единственной настоящей бабушкой, в том, что у всех людей должна всегда в определённый момент (точнее период) жизни быть бабушка. Каждый должен получить свой кусок её доброты, нежности, сказки, потакания и прощения. Вот тут мне не повезло: меня рано увезли от всей родни, от бабушек и дедушек. И вдруг, в начале 1944 года я встретил бабушку Марию и прожил у неё тет-а-тет целый месяц. И хотя мне уже было 11 лет, я успел получить добрый кусок замечательной бабушки. И это впечатления на всю жизнь. Просто судьба вернула мне то, что недодала в раннем возрасте. Всё это я пишу сейчас, на склоне лет. Мне очень хочется написать о ней как можно больше. Я собираю в кучу все разновременные отрывки сведений, хочется понять и восстановить её жизнь с самого начала... Ну, вот! Наконец-то я начинаю писать о том, до чего добрался с нетерпением – о встрече с прабабушкой Марией. Даже писаться стало с каким-то напевом. Это не случайная встреча, а посланная богом судьба.

Итак, год 1944, февраль. Мне 11 лет. Жили мы в Тернее, на севере Приморья, на острове размером 3 на 4 км, в устье реки на берегу моря, в густом чудесном лесу в 1000 км от Владивостока. Война уже показывала на нашу победу, и ни о какой встрече никто не загадывал. Я тогда вообще не подозревал ни о какой бабушке. Но случилось что-то у меня там, в носу, и всполошилась матушка моя, стала спасать дитятю: стала точить батюшку, всесильного местного (островного) князя-директора[2]. И взял батюшка катер плавучий, и переплыли мы всю морскую тысячу, и стал я жить во Владивостоке и ждать операции. И жил так целый месяц. Воля! Ни тебе уроков (4 класс), ни чистки коровника с уборкой навоза ежедневно! Жил я у прабабушки Марии, а она жила у самой своей младшей дочери Фени на втором этаже на ул. Пекинской, 9 (теперь – ул. Фокина). Феня была красивая, богатая и культурная. Из того же Милоградово и работала стильным, элитным парикмахером в шикарном «Челюскине». Феня дома только ночевала. Её муж ходил рейсами в Америку. Он также был богатый, но простой... Феня (Фаина) доводилась моему батюшке родной тёткой. Комната была одна, но зато кухня была большая. В ней-то мы с бабой Марией и жили. Вот так мне выпал редчайший и счастливейший шанс пожить вдвоём с бабусей целый месяц. В отличии от Фени, она была всегда дома. И была она замечательная – замечательная.

В ту пору ей уже было 92 года[3]. Это было круто. Похоже на эту тему она не задумывалась – принимала как должное. Просто жила и жила, собираясь и дальше жить – как дышать. Высокая, прямая и даже статная... Мускулами не выделялась, и не понятно, в чём помещалась сила её. Водяная колонка была во дворе. Баба берёт два (два!) ведра и по наружному железному обледенелому трапу туда и обратно без остановки на 2-й этаж! Это уже не просто круто, это сверхъестественная фантастика: в 92 года! Любила стирать. Всю жизнь стирала, не могла остановиться. Остановиться могла бы стиральная машина, когда бы она была, а не баба Мария. Накладывала полный таз мокрого(!) белья и по тому же железному трапу вниз со второго этажа – во двор, развешивать на просушку. А на дворе – зима. А руки голые! ...И так она весь день без остановки, что-то моет, режет, чистит, готовит. Становится понятным, как она смогла своим тотальным трудом создать в доме уют, поднять необозримо большое крестьянское хозяйство в диких, первобытных местах. Вырастить свою прорву детей. Нарожала она их 18 человек (как она говорила). А вот выросло их 10 или 12. Она вообще-то плохо считала. По умершим не шибко-то горевала: «бог дал, бог взял, это его божье дело».[4]

Вопрос на засыпку: сколько дней освобождения от труда по уходу за ребёнком она имела? Тут через каждое слово надо ставить восклицательный знак. ВЕЛИКАЯ БАБА МАРИЯ!!! Трудности у неё начинались, когда надо было по церковным дням подавать попу записку кого и как поминать: кого за здравие, а кого за упокой. И тут вот она была в панике, всё путая – по количеству и по именам. Вторая проблема – деньги. Денег не было совсем. Только у дочки Фени. Я помню пронзительный, раздражённый Фенин голос, этой деревенской скандалистки, как она выговаривала бабе и ... не давала! Великое горе бабы Марии! Она практически одна тащила всю огромную семью, а под старость уже самая малая дочь мыкала в глаза и говорила грубые слова. Баба не обижалась. Всю жизнь она лучше других понимала безденежье. Молча страдала, тихо плакала...: как же без поминок?

Отец мой, меня в город доставивши, через день-два уезжал в Москву на совещание рыбаков (в войну!). Я ему рассказал бабушкино горе, и отец дал ей денег. Бабуся была ошеломлена. Она не просто обрадовалась - она вернулась к жизни. Я точно не знаю, но кажется, что в церкви брали деньги по количеству голов в поминальнике. Так что у бабы появилась возможность составить очень большие списки. Долго-долго она писала что-то, накаракулила и снова, и снова переделывала: «как бы кого не забыть». А со мной делилась недоумением: «Внучек Гриша деньги дал на церковь, дак он же коммунист! Как же так!». И потом каждый день поминала коммуниста Гришу в своих молитвах.

А уж бабушкины сказки – это особая статья! Их было море. Каждый вечер. Главная тема – попы! Это скорее не сказки, а натуралистические анекдоты... Какие попы все (!) глупые, жадные, похотливые, развратные и пьяницы. Кажется, не было ни одного человеческого порока, каким моя любимая бабушка (прабабушка!) не наградила попов. Речь бабули не страдала изысканностью, лексикон был ограничен, зато близок к натуре. С непривычки многое меня (в 11 лет) ошарашивало. Многое я позабыл, другое я своим внукам сказать не решаюсь. В детских книжках таких сказок не бывает. Зато круто! Это точно НАРОДНЫЕ сказки. У Пушкина тоже замечательные сказки, но уж больно они причёсаны!

А один раз нашу квартиру едва не ограбили. Мы с бабой, как обычно, были в кухне. Я случайно открываю дверь в комнату, а там здоровый парень в шкафу шмотки расшвыривает. Я с перепугу заорал, бабуся молча ворвалась, что-то у неё в руках оказалось, и она, как неистовая Немизида, рванулась на грабителя. Парень намёк понял (сейчас будут бить) и рванулся к окну (2-й этаж) на соседнюю крышу, только его и видели. Тётя Феня потом ругалась страшно на меня (за что?), всё своё американское добро, мужем привезённое, перепроверила – почти ничего не пропало. И что она ругалась: если бы не бабуля – боец богатырь – так только бы Феня своё добро и видела.

[Бабушка]...как обычно, после стирки развешивала мокрое бельё во дворе, потянулась к высокой верёвке, и в спине что-то хрустнуло, проболела с неделю и умерла. Пусть земля ей будет пухом, и вечная светлая память великой труженице.