Рапорт заведующего переселением Веденского о переселенцах, прибывших морским путём во Владивосток в 1894 году.
Его Высокопревосходительству Господину Приамурскому Генерал-Губернатору (от) Заведующего Переселением крестьян в Южно-Уссурийский край, статского советника Веденского
Рапорт.
Имею честь представить при сём Вашему Превосходительству краткие сведения о переселенцах, прибывших морским путём во Владивосток в 1894 году.
Заведующий переселением Веденский.
№ 2387. 13 сентября 1894 г. г. Владивосток.
В 1894 г. морским путем прибыло 435 семейств и десять одиночек, всего в числе 3495 душ, а именно:
На пароходе «Москва» – 719 душ
«Орёл» - 1163
«Россия» - 712
«Кострома» - 480
«Тамбов» - 421
Итого: 3495 душ.
Из числа прибывших лиц мужского пола взрослых 892 души и малолетних, до 18-летнего возраста, 943 души, итого мужского пола 1835 душ; женского пола взрослых 926 душ и малолетних, до 16-летнего, т.е. брачного возраста, 735 душ, итого женского пола 1660 душ. Следовательно, женского пола по отношению к мужскому будет 90%, а девочек по отношению к мальчикам 78%.
Во время пути из Одессы во Владивосток
- Умерло - Родилось - Итого убыло -
На пароходе «Москва» - 11 - 6 - 5 душ
«Орёл» - 19 - 5 - 14 душ
«Россия» - 5 - 3 - 2 -
«Кострома» - 23 - 1 - 22 -
«Тамбов» - 4 - 4 - 0 -
ИТОГО: - 62 - 15 - 47 душ или 1,3% всего числа прибывших.
Принимая во внимание, что все переселенцы были освидетельствованы врачом при отправлении с места родины и отпущены были только одни здоровые, и затем переселенцы дважды были освидетельствованы в Одессе, при прибытии в Одессу и при посадке на пароход, и все больные оставлены в Одессе, а посажены на пароход только одни безусловно здоровые, нужно признать, что смертность на пароходах была поразительно громадная, в общем, выходит по расчету 141,6 души на 1000 в год, т.е. в шесть раз больше нормальной. Но смертность эта далеко еще не выражает всего того вреда, который причинён переселенцам морским переходом. С пароходов: «Москва», «Орёл» и «Кострома» я принял совершенно болезненные партии, почему смертность в них была громадная в переселенческих бараках, а затем и в селениях.
При приёме мною переселенцев с пароходов всякий раз опрашиваемы были о претензиях старосты их, выбранные во время пути самими переселенцами в каждом из трюмов парохода. Сказанные старосты на пароходе «Москва» заявили, что во время перехода им несколько раз давали борщ из тухлого мяса, так что никто не мог его есть, почему и выливали за борт; каша для детей иногда походила скорее на клейстер, чем на кашу, а в последние четыре дня перед приходом во Владивосток вовсе каши детям не давали. Причину не дачи каши детям не могли объяснить ни старший офицер, ни ревизор парохода и даже не знали, давали ли кашу или нет. При опросе находился и Владивостокский агент Добровольного Флота г. Терентьев. На том же пароходе «Москва», на 719 душ переселенцев, было одно только отхожее место в 7 очков, без разделения для мужчин и женщин. Партия с парохода принята болезненная, дети истощённые, с болячками по всему телу и лицу так, что некоторые не могли даже смотреть.
На пароходе «Орёл» старосты в числе 11 человек заявили в присутствии всего судового начальства, что во время пути в большинстве случаев пища была плохая, часто недоваренная, из невымоченной солонины; на неоднократные их просьбы объявить им, что они должны получать по положению, офицер не объявил, кашу для маленьких детей часто отпускали такую, что не только дети, но и взрослые не могли её есть, вследствие её дурного вкуса, да и такую кашу давали не каждый день, а иные во всю дорогу на маленьких детей получали каши не более пяти раз, как, например, казак Иван Ильяшенко на полугодовалую дочь Марию; Ильяшенко дважды во время пути обращался с просьбой к командиру парохода, но тем не менее каши все-таки не отпускали. Судовая прислуга обращалась дурно и даже била, когда заявляли о дурной пище; два раза на мясо резали совершенно больной скот, у которого уже бежала слюна изо рта, и чтобы скот не издох, его резали в среду, и давали поэтому в среду скоромную пищу, а в четверг постную. На пасхе два раза не дали ужина, и народ был голодный; пресной воды давали иногда на всю семью по одной чайной ложке в самое жаркое время. Кожи с убитого больного скота брошены были в трюм, находящийся под помещением переселенцев, и оттуда исходил запах гниющих шкур. Кожи выброшены были за борт, когда они почти уже сгнили, и из них сыпались черви. Судовое начальство все претензии переселенцев признало неосновательными, и пароходный ревизор г. Хребтович заявил мне, что ими израсходовано 150 банок презервованного молока для каши детям. Детей до 3-х летнего возраста было на пароходе 173 человека, следовательно, если действительно израсходовано было 150 банок молока, то в течении 40 дней, проведённых переселенцами в пути, едва ли можно считать это достаточным. Партия принята также, как и с парохода «Москва», болезненная, дети все без исключения в сплошных болячках, зараженные дифтеритом, который развился на пароходе во время пути, истощение детей было поразительное. Переселенческий врач г. Рунов заявил при этом, что никакое лечение не поможет, если не принять меры к усиленному питанию детей. Сходя с парохода, переселенцы, и в особенности женщины, не стесняясь даже присутствием моим и прочих чинов переселенческого управления, посылали проклятия судовому начальству, которое, впрочем, само отсутствовало и ни малейшего участия не принимало в высадке в несколько часов более тысячи душ переселенцев с их ручным багажом, а предоставило это дело матросам. Показание старост с парохода «Орёл» проверено было мною на переселенческой сходке 140 домохозяев, и все они подтвердили справедливость показания старост.
С парохода «Кострома» партия также принята была болезненная, и дети все в болячках, многие в кори, были жалобы на плохую пищу, недачу каши детям. При приёме партии с парохода, когда часть переселенцев была уже на пристани, пришли сказать, что только что с взятым с парохода больным шестилетним мальчиком сделалось дурно, и что, кажется, он умирает, а так как в это время шел дождь, то обратились через пароходную сестру милосердия дать приют мальчику на пароходе, но на это со стороны старшего офицера парохода последовал отказ, и ребёнок умер под дождем на руках матери. Этот факт говорит сам за себя. На пароходе «Кострома» умерло 4,8% душ всех переселенцев в течении 40 дней, что по расчету выйдет 432 души в год на 1000 душ или почти в двадцать раз больше нормального числа смертей.
Совершенную противоположность сказанным трём партиям составляет партия переселенцев, принятая с парохода «Россия», на котором привезено 712 душ: во врем пути было только пять смертных случаев, дети при приёме оказались все здоровыми, никаких болячек не только на лице, но и на теле не было, за исключением только двух детей, да и то болячки были на теле, и не на лице, и очень немного. Причиной такого отсутствия болячек было то, что все переселенцы имели в достаточном количестве пресную воду для умывания и даже обмывания; отношение судового начальства к переселенцам было самое участливое, и не только не было заявлено ни одной жалобы, но, напротив, все заявили судовому начальству свою благодарность, которая даже выразилась очень шумно, когда баржа с переселенцами для отвода их в бараки отчалила от парохода, и переселенцы долго приветствовали маханием шапок и криками ура судовое начальство, бывшее всё в сборе и находившееся безотлучно при посадке переселенцев на баржу, чего на вышеупомянутых пароходах не было. В трюмах на пароходе «Россия был отличный воздух и чистота, что видел и господин Военный Губернатор Приморской области, посещавший и осматривавший всякий раз помещения переселенцев, прибывающих на судах Добровольного Флота.
На пароходе Тамбов партия переселенцев также прибыла благополучно, и в общем переселенцы были довольны пароходным начальством и никаких претензий не заявляли.
Из числа прибывших 435 семей всех переселенцев к настоящему времени 338 семейств избрали уже себе места водворения; одна семья уехала в Томскую губернию; 12 семей частью уехали, а частью взяли только свидетельства на выезд в Амурскую область; 79 семей никуда еще не причислились; четыре семьи выехали обратно на родину, и одна семья собирается туда уехать. Причиной выезда обратно на родину, главным образом, была тоска по родине. В особенности эта тоска по родине типично выразилась у переселенца Ефрема Саливана, который, на убеждения мои подождать уезжать, и что только в первое время бывает тяжело, а затем привыкнет и будет жить хорошо, отвечал мне, что у него на душе так тяжело, что и сказать нельзя, и затем истерически начал рыдать, а потом несколько успокоившись, но тем не менее в отчаянии ломая себе руки, всё старался убедить меня, что он человек рабочий, что ему помогут на родине люди, и что он, Бог даст, опять разживётся и будет хозяином. Но, конечно, все эти убеждения были не по моему адресу, - это он старался сам себя убедить, что разорение его ещё не полное, хотя и ясно сознавал, что подняться ему до того положения, в котором был раньше, трудно, если только совсем невозможно, так как на родине у него осталась только одна десятина непроданного сенокоса, и за уплатой за обратный проезд семьи на пароходе Добровольного Флота останется рублей сто денег; до выезда же сюда было 6 десятин пашни, усадьба и еще сколько-то сенокосу и полный инвентарь. Сцена с Саливаном была потрясающая; в значительно же хотя меньшей степени, но тем не менее то и дело приходится видеть сцены отчаяния, вызываемые не столько действительным положением дела, сколько тем удрученным состоянием, в котором находятся переселенцы вследствие тоски по родине.
Новосёлами образовано три новых селения: Лутковское, на реке Белой и на реке Цемухе под названием Новороссийского и один казачий поселок на реке Шмаковке.
Выдано переселенцам настоящего года собственных их денег 283660 руб. 71 коп., следовательно, в среднем на семью приходится по 650 руб. Но, вместе с тем, есть и такие семьи, которые получили на руки по несколько только десятков рублей.
Заведующий переселением (подпись: Веденский)
10 сентября 1894 года. Гор. Владивосток.
(РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 527. Л. 69-73.)